На всякий случай перед уходом она засунула за пояс тяжелый револьвер и прикрыла его длинной накидкой. Украсть оружие из ящика отца было нелегко, но ей удалось сделать это. Тори умела заряжать оружие и стрелять; она не практиковалась в этом уже несколько лет, но все равно чувствовала себя увереннее с револьвером за поясом. Сложнее всего было раздобыть лошадей. Для этого пришлось пойти на хитрость. Колетт развлекала бедного Пабло в маленькой хижине позади загона, а Тори тем временем увела лошадей. Слава Богу, животные находились не в загоне, а стояли в денниках. Оседлать их в темноте также оказалось нелегко, поскольку на старой упряжи, которую девушка заранее припрятала в кустах, отсутствовали некоторые ремни и пряжки, однако она все же была пригодной. И вот девушки крались по переулку, который вел к заднему входу в гостиницу, где они должны были встретиться с лейтенантом Броком. Господи, где он? Вдруг он передумает? Или ему что-то помешает? Что она тогда будет делать?
Колетт приблизилась к своей хозяйке. Дрожащий голос француженки звучал весьма неуверенно. Желтый свет из окна осветил лицо девушки.
— Maotresse, мы сильно рискуем.
Громкий стук прервал испуганный шепот Колетт, девушки ахнули. Когда шум повторился, Тори подняла голову и увидела, что деревянные ставни колотятся о стену.
Тори с бьющимся сердцем прижалась щекой к саманной стене дома. Ее лицо пылало, в горле образовался комок. Сомнения терзали девушку, точно голодные звери. Она подумала о своем брате и матери. О, Диего придет в ярость, но мама поймет ее. В конце концов, именно она организовала побег. Это было удивительно — Палома столько лет оставалась безмолвной тенью и вдруг изменилась. Однако она права. Бегство из Монтерея — это наилучший и единственный выход. Питер ждал Тори, он обрадуется ее возвращению, она все ему объяснит, сознается в своем поступке, и он, конечно, поймет ее. Разве умение прощать и жалеть не является одним из главных достоинств священника? Он простит ее, и она станет его женой, как они планировали. Поскольку отец открыл счет на ее имя, у них не возникнет денежных затруднений, которых боялся дядя Симес. Нет, все будет хорошо, когда она вернется в Бостон.
— Maotresse, — снова прошептала Колетт, испуганно махнув рукой.
Тори выпрямилась, строго посмотрела на девушку.
— Замолчи. Ты пугаешь лошадей. — Она натянула поводья, удерживая отпрянувшую в сторону кобылу, положила руку на нос животного, чтобы остановить негромкое ржание. — В чем дело, Колетт?
Служанка подошла ближе, и падающий из окна свет позволил Тори разглядеть, каким бледным было лицо девушки.
— Я слышу мужские голоса — может быть, это ваш подлый дядя?
Сунув поводья в холодные руки Колетт, Тори сделала несколько шагов, вышла из тени, повернула голову и напрягла зрение, но никого не разглядела. На пустой улице лишь шуршали упавшие листья. Похоже, собирался пойти дождь — издалека донесся глухой раскат грома.
— Я ничего не слышу. — Тори вернулась к Колетт и взяла поводья. — Это просто ветер или приближающаяся гроза. Мы должны поспешить, мы и так опаздываем, вдруг лейтенант Брок не сможет подождать?
— Он подождет, — раздраженно пробормотала Колетт. — Мы можем не торопиться. Этот человек — глупец.
Тори чуть прищурила глаза; она подумала о том, не стоит ли ей оставить служанку здесь. Колетт говорила как-то, что предпочла бы жить в теплой Калифорнии, но Тори настояла на их совместном отъезде. Даже в Бостоне порядочные женщины не путешествуют без сопровождающего; к тому же Тори опасалась, что Колетт преждевременно раскроет ее планы.
— Мы не можем быть уверены, что он долго будет ждать нас, Колетт. Ты так медлительна, словно у нас масса времени.
Однако, несмотря на внешнюю невозмутимость, сердце Тори трепетало, спазм сжимал горло. Они двигались по темному переулку к гостинице. Тори испытала облегчение, увидев около северной стены тень; нечеткий контур человека едва выделялся на фоне здания. Эта тень разделилась, и Тори разглядела два мужских силуэта, возле которых находились лошади. Их двое? Ну конечно, Дейв неважно знал окрестности и, вероятно, нанял проводника; он оказался более предусмотрительным, чем думала Тори. Внезапно она обрадовалась, что воспользовалась этим шансом и попросила его о помощи.
Должно быть, девушки издали какой-то звук, хотя Тори считала, что они движутся по переулку совершенно бесшумно. Один из мужчин повернулся, когда они еще находились в нескольких ярдах от него, и Тори увидела сверкнувшие глаза.
— Уже пора. — Более высокая тень отошла от второй, направилась к девушкам. — Вы опоздали.
Удивленная Тори нахмурилась. Голос был низким, хриплым, слегка знакомым, совсем не таким, как у Дейва Брока. Лейтенант никогда не говорил с ней так… сурово, словно сердился на нее. Но конечно, обстоятельства были необычными, нервы Тори натянулись, ее голос тоже звучал как хриплый шепот:
— Мы не виноваты. Увести лошадей из конюшни оказалось сложнее, чем я предполагала. И мы опоздали только на час.
Тори не услышала ответа; лейтенант в тишине протянул руку к поводьям ее кобылы, а его товарищ — мексиканец в широком сомбреро и темной накидке — сделал то же самое с лошадью Колетт. Они молча повели животных в переулок. Тори последовала за ними, она практически тащила за собой Колетт, бормотавшую что-то себе под нос по-французски.
Внезапно Тори охватило волнение. Возможно, у нее просто разыгрались нервы, которые были натянуты до предела, однако девушка чувствовала, что тут что-то не так. Ей казалось, что лейтенант стал более высоким и стройным. Конечно, по правде говоря, она никогда не присматривалась к нему внимательно. Однако нечто не поддававшееся определению рождало у Тори сомнения. Возможно, все дело в бесшумной походке хищника, вызывавшей ассоциации с крадущейся во мраке ловкой и грозной пантерой. Почему-то Тори никогда не связывала Дейва в своем сознании с опасностью, хоть он и упоминал о своем участии в недавней мексиканской войне. Она представляла его служащим при штабе какого-нибудь генерала, а не сражающимся в окопах. Могла ли напряженная ситуация пробудить в нем животный инстинкт?